Кэтрин О`Нил - Искусство обольщения
Дождь не прекращался три дня и три ночи. Лизетта словно впала в спячку, Мэйсон никак не могла заставить себя взять в руки кисть. Она не работала уже несколько месяцев и истосковалась по творчеству, но отвратительная погода портила настроение, а отсутствие вдохновения делало Мэйсон раздражительной и нервной. Она заставила себя закончить три холста, но не чувствовала вовлеченности в процесс. Работа не давала Мэйсон и тени того удовлетворения и восхитительного ощущения прорыва в неведомое, как то было раньше. И в довершение всех неприятностей она постоянно думала о Ричарде. Думал ли и он о ней или дела целиком поглотили его? Или, может, он старался не думать о ней? Едва ли он мог полностью выбросить из головы мысли о ней. Едва ли такое возможно после взрыва страсти, что пережили они оба. Но Мэйсон вспомнила о том, что у него были другие женщины. Например, итальянка, которая не смогла его удержать. Может, и она была убеждена в том, что Ричард в нее влюблен? Может, и ей он говорил с той же мукой на лице и в голосе, что он «не может так»? Терзаясь подобными мыслями, Мэйсон плохо спала ночами, сваливая вину за свою бессонницу на дождь, неустанно барабанивший по крыше.
Наутро четвертого дня Мэйсон разбудило солнышко, пробившееся сквозь кружевные занавески. Мрачные тучи рассеялись. Стоял превосходный апрельский денек. Щебетали птицы, фокусы разом зацвели, и мир, залитый золотистым светом, тем самым, что привлекал во Францию художников со всего мира последние 400 лет, казался рожденным заново. Распахнув окно, Мэйсон выглянула наружу и, полной грудью вдохнув кристально свежего воздуха, почувствовала в себе знакомое беспокойство, сообщившее ей, что она, наконец, готова творить. У нее руки чесались взять кисть.
Босиком она прибежала к кровати Лизетты и начала ее трясти. Подруга села, недовольно бормоча, светлые волосы ее спутались, рассыпались по плечам. Лизетта приложила ладонь козырьком к глазам, защищаясь от потока солнечного света.
– Который час?
– Какая разница? Настал новый день! Новый мир. Вставай, лежебока! Я хочу успеть поймать это утро, пока оно не убежало.
Подруги торопливо собрали корзинку с едой, чтобы позавтракать на природе, и отправились к реке. У Мэйсон рука не поднималась писать очередную «типично колдуэлловскую» вещь. Ей просто захотелось нарисовать Лизетту на природе, поймать радостное настроение, отблески света на ее лице, колеблющиеся, как ивы, что покачивали ветвями на ветерке, отбрасывая тень на лицо подруги. В общем, радость творчества вернулась к Мэйсон.
Они чудно провели день, словно дети босиком бегали по поляне под живительным солнышком. Они смеялись и говорили ни о чем и обо всем, как в старые добрые времена, как это было до исчезновения Мэйсон. Потом они расстелили одеяло и позавтракали на траве, наслаждаясь сыром и хлебом, потягивая вино, швыряя кусочки собакам, забавлявшим их своими играми.
Лизетта оттягивала полную нижнюю губку и трясла белокурой головой. Она походила на шаловливого ребенка, но при ее гибком теле эффект получался неожиданным. В своих прежних работах Мэйсон отчасти удавалось передать этот спонтанно возникавший эффект, но только сейчас невинная, капризная сексуальность подруги увиделась ей во всей своей потрясающей ясности.
– Остановись! – крикнула Лизетте Мэйсон. – Просто замри! Не смей шевелиться!
Мэйсон принесла холст, над которым работала до этого, и принялась вносить исправления.
Через некоторое время, когда картина начала приобретать цельный вид, Мэйсон сказала:
– Лизетта…
– Что там еще?
– Ты знаешь мужчин.
– Немного. – Лизетта пожала плечами. – Так тут уютно, я сейчас усну.
Мэйсон отошла от мольберта и посмотрела на свою работу.
– После многих лет постоянной практики я теперь чувствую, что начинаю кое-что понимать в искусстве. Конечный результат не всегда вполне соответствует тому образу, что был изначально мной задуман, но сближение все же происходит.
– Угу, – сонно пробормотала Лизетта.
– Про живопись я кое-что знаю, но я абсолютно несведуща в искусстве обольщения.
– О чем тут знать? Покажи ему лодыжку, и он от тебя вовек не отстанет.
– Что-то не верится, что все так просто.
– Я не знаю. Я никогда не обольщаю мужчин. Они сами за мной бегают.
Мэйсон попробовала новую тактику:
– Ты же знаешь, что я чувствую к Ричарду, верно?
– Я знаю, что ты потеряла голову.
Продолжая рисовать, Мэйсон рассказала Лизетте о том, что произошло с ним в ту ночь.
– Он хочет меня, но он не хочет меня хотеть. Как мне с этим справиться? Мне нужно что-то абсолютно надежное. Что-то, перед чем он не мог бы устоять.
– Ага! Любовное зелье, не иначе!
– Ну, что-то в этом роде.
– Я знаю, что тебе нужно. Духи.
– Ой, да перестань.
– Ба! Ты считаешь, я шучу? Как ты думаешь, что придает нам, француженкам, шарм? Разве мы красивее, чем другие?
– Ты самая красивая женщина из всех, кого я знаю.
– Ты видела портрет мадам Помпадур? Или мадам Дюбарри? Абсолютно невзрачные особы! Но они пахли как богини. Запах – сильнейший афродизиак. Каждая француженка об этом знает.
– Не думаю, что лично тебе потребовалась бы помощь парфюмера, чтобы свести мужчину с ума.
– Не думаешь? Когда мне нужно быть неотразимой, я всегда иду к мадам Тулон. Она не просто отличный парфюмер, она волшебница. Она создает для меня запах, перед которым не устоит ни один мужчина.
– Она могла бы и мне это устроить?
– Разумеется.
Мэйсон не чувствовала убежденности.
– И все же мне трудно поверить, что такой сильный, такой волевой мужчина, как Ричард Гаррет, при всем его опыте общения с женщинами и при всей его уверенности в себе, может пасть под влиянием каких-то духов…
Внезапно Лизетта подняла руку, распрямилась и уставилась вдаль.
– Этот твой мужчина, он какой? Очень высокий и похож на Люцифера? Такой же брюнет?
– Да, пожалуй. А почему ты спрашиваешь?
– Я думаю, он здесь.
Мэйсон стремительно обернулась и увидела идущего по направлению к дому мужчину. Несмотря на то, что он находился еще далеко от них, она его узнала. Лизетта была права – к ним шел Ричард Гаррет собственной персоной.
Мэйсон в панике огляделась – сплошные улики: холст, краски, этюдник, блуза в пятнах краски.
– Что будем делать?
– Быстро все прячь, а я его задержу.
Лизетта, не теряя ни минуты, указала на идущего к ним мужчину и крикнула своей песьей стае что-то на французском. Вся свора, до этого дремавшая в тени, с громким лаем бросилась через лужайку к Гаррету. Окружив незваного гостя, псы начали скакать вокруг него, а Мэйсон тем временем лихорадочно собрала холст, этюдник, палитру, коробку с красками и накрыла все это одеялом. Скинув блузу, Мэйсон заметила пятна краски и на платье тоже и решила сбросить и его, запихнув блузу и платье под одеяло вместе с прочими уликами. Торопливо разложив поверх одеяла еду, она обернулась, чтобы посмотреть, чем занят Ричард.
